Глава 5 Лаура

Если карьера пилота Энцо развивалась весьма успешно, то в личной сфере ситуация была отнюдь не безоблачной. Приезд Лауры в Модену не принес семейной паре той гармонии, которой они оба желали. Ежедневная борьба с Адальджизой вскоре истощила молодую женщину, которая сначала искала убежище в частых поездках мужа на гоночные трассы или деловых визитах в Милан. Осенью Лаура подняла белый флаг и поддалась симптомам того, что было, по сути, огромным стрессом. Ее измученная натура не выдержала, и молодая женщина впала в состояние сильного нервного истощения.

Первой врачебной мерой стало ее удаление от Модены и от ее свекрови на отдых в Санта-Маргерита-Лигуре. Здесь к ней начали поступать почти ежедневные длинные и заботливые письма от Энцо. Написанные черными чернилами – фиолетовые были делом будущего, – все они советовали одно и то же: отдых и спокойствие. Эти рекомендации врача Энцо сделал своими и повторял их в каждом письме. Проблема была только психологической, а не физической. Но Энцо был влюбленным парнем и явно беспокоился о состоянии Лауры. Он не упускал возможности поддержать ее каждым письмом, обещая, что после выздоровления все у них встанет на свои места: в начале декабря 1921 года Энцо слишком увлекся, написав, что после ее выздоровления ничто не помешает им пожениться.


ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО НЕОФИЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС ИХ ОТНОШЕНИЙ ВРЕДИЛ ЛАУРЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ СОСЕДСТВО С АДАЛЬДЖИЗОЙ? ИЛИ ОБЕЩАНИЕ БРАКА СО СТОРОНЫ ЭНЦО БЫЛО СКОРЕЕ СТИМУЛОМ К ВЫЗДОРОВЛЕНИЮ, ЦЕЛЬЮ, НА КОТОРОЙ МОЖНО БЫЛО СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ДЕПРЕССИИ, – ТАК СКАЗАТЬ, СВЕТОМ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ?


На самом деле настоящей болезнью Лауры была ревность. Ревность пожирала ее, и никакое лекарство тут не помогло бы. Как не помогли бы и никакие уверения Энцо, который изменял ей, конечно, но только тем, что полностью посвящал себя автомобилям и своей работе. Женщины тут не имели никакого значения. Лаура не могла понять полного – тотального, будем использовать то слово, которое Феррари впоследствии очень часто использовал и сам – увлечения Энцо Феррари этой четырехколесной тварью по имени машина.

Конечно, не подозревая об этом и делая его жизнь сейчас – сложной, а вскоре – и невыносимой, Лаура неизбежно заставила бы его искать у других женщин то понимание, привязанность и тепло, которых она ему не давала. Но тогда, в декабре 1921 года, время для этого еще не пришло. При его то появлении, то отсутствии, при долгой разлуке с ней, при его постоянных отказах и его обещаниях – ну, таких, теоретических – провести вместе дни, а иногда и только часы, Лаура все же продолжала оставаться объектом желания для Энцо – сколь притягательным, столь и ускользающим.

В этой буре противоречивых чувств, в холоде и тумане Модены, Феррари продолжал вкладывать все силы, оставшиеся после бурных дистанционных отношений с Лаурой, в управление «Эмильянского кузовного ателье». Заказы шли. На неделе перед Рождеством он отправился со своим верным партнером Казарини в Милан, чтобы забрать две châssis «Альфа-Ромео» для навески на них кузовов. Между Рождеством и Новым годом он даже второпях набросал письмо Лауре, в котором объяснил, что ему нужно немедленно отправиться в Парму, чтобы продать машину.

И все же дела шли не столь хорошо, как могло показаться. Заказы поступали, изделия «Эмильянского кузовного ателье» пользовались успехом у разных клиентов, но расходы были высокими, а объем рынка для таких работ в городе вроде Модены был, увы, невелик.

И конечно же, общее состояние итальянской экономики, страдавшей от последствий столь сильного удара, как кризис 1920–1921 годов, который привел к падению колоссов вроде «Ансальдо»[11] и к банкротству таких финансовых институтов, как «Банка Итальяна ди Сконто»[12], абсолютно не способствовало выживанию малого бизнеса.

Воспользовавшись поездкой в Милан, чтобы доставить в автомастерскую «Альфа-Ромео» гоночный автомобиль – механики из Портелло должны были обновить его перед сезоном, который начинался через несколько недель, в конце января, – Энцо смог провести несколько дней с Лаурой.

Первой гонкой сезона-1922 была тринадцатая «Тарга Флорио», запланированная на 2 апреля. В этом году она, наконец, вернулась к своим корням: сорок восемь пилотов, управляющих автомобилями двенадцати марок, представляющих четыре разные страны – Францию, Германию, Австрию и, конечно, Италию. Сначала «Альфа-Ромео» планировала доверить Энцо Феррари одну из двух совершенно новых, дебютных «RL». Затем офис в Портелло решил отправить в Сицилию только один экземпляр новой машины и поручить ее Аугусто Тарабузи. Энцо, Аскари, Сивоччи, Клеричи и Мария Антоньетта Аванцо, одна из первых женщин, сравнительно регулярно участвовавших в новом виде спорта, получили старые, но надежные «20–30 ES» с двигателем 4,5 литра.

Сицилийская гонка стала огромным разочарованием для Энцо. В борьбе за победу он не участвовал и завершил соревнование только на шестнадцатом месте, далеко от личного «Мерседеса» Джулио Мазетти. «Альфа-Ромео» довольствовалась лишь первыми тремя местами в классе, занятыми соответственно Аскари, Сивоччи и самим Феррари. Несмотря на отсутствие победы в общем зачете, «Альфа-Ромео» благодаря первым трем местам в классе была награждена «Кубком Бильи» как лучшая команда. Но этот трофей был слабым утешением для миланской фирмы, вернувшейся из Сицилии с поджатым хвостом.

Единственный эпизод, вызвавший у Энцо волнение во время гонки, случился на втором круге – в районе Кальтавутуро он увидел на обочине опрокинувшийся «Фиат» с номером «17» Бьяджо Надзаро. Несмотря на скорость, с которой ехал Феррари, он со своего места увидел, что пилот все еще под автомобилем. Не думая ни секунды, он ударил по тормозам. Вместе со своим механиком и механиком Надзаро они подняли машину и освободили коллегу. Бьяджо Надзаро вышел из ситуации без единой царапины. Но, возвращаясь к своей машине, чтобы продолжить гонку, Энцо испытал странное чувство: ему подумалось, что в тот день смерть оказалась в нужном месте, но не в нужное время.

В середине апреля Феррари принял участие в Миланской Торговой выставке с отдельно зарезервированной для «Эмильянского кузовного ателье» экспозицией. Пилот «Альфа-Ромео» впервые появлялся на большом публичном мероприятии в роли кузовщика.

На миланской выставке Феррари показал то, что пресса назвала «настоящим шедевром, полностью созданным в его мастерской на улице Якопо Бароцци». По словам репортера, «скромная и элегантная линия кузова, аккуратная отделка всех деталей и гениальное применение откидных сидений сочетают в себе два несочетаемых вроде бы качества: элегантность и практичность». Также не жалели похвал и самому бизнесу, который Феррари начал: «гордость моденской промышленности – его продукция, ныне широко известная, день ото дня завоевывает популярность и на других рынках».

Энцо положил вырезку из газеты в конверт вместе с письмом, которое 25 апреля отправил Лауре. Все так же волнуясь за судьбу «Эмильянского кузовного ателье», чьи коммерческие успехи, к сожалению, не соответствовали описанию в статье, Феррари хотел разглядеть в похвалах и восторге журналиста обнадеживающий знак. Он взволнованно писал Лауре, что выставленная машина пользовалась большим успехом.

Июнь не принес спортивных радостей ни «Альфа-Ромео», ни Энцо Феррари. 11 июня в гонке «Кубок Консумы» Энцо занял только седьмое место. Однако пресса признала его выступление хорошим и не скрывала того, что ему «не везло». В следующее воскресенье, на «Муджелло» – в гонке, которую он знал и любил и в которой он всегда достигал отличных результатов – Энцо пришлось сойти с дистанции на третьем круге. К тому времени уже выбыли Аскари и Сивоччи, а Кампари сдался на четвертом, последнем. «Альфа-Ромео» была повержена на колени. Ее машины были слишком старыми по сравнению с машинами конкурентов, а класс ее пилотов больше не мог компенсировать техническое отставание.

Все стало еще хуже, когда в середине июля Энцо получил известие о смерти Бьяджо Надзаро в результате несчастного случая во время «Гран-при Французского автомобильного клуба» в Страсбурге. Но, несмотря на смерть друга и коллеги, его скорее беспокоило ощущение, что он каким-то образом предвидел эту смерть задолго до того, как она случилась. Три месяца назад, когда он помогал Бьяджо выбраться из перевернутого «Фиата» во время «Тарга Флорио», Энцо почувствовал, что друг не ушел от смерти и что смерть тогда просто пришла на свидание с Бьяджо Надзаро – и теперь он это знал – на три месяца раньше.

Лето 1922 года оказалось временем огромного напряжения сил как для «Альфа-Ромео», так и для Феррари. Миланская компания сильно отставала от «ФИАТ» и «Мерседеса», Энцо же, со своей стороны, был глубоко потрясен смертью Бьяджо Надзаро. Впервые в своей жизни он действительно начал осознавать риски, связанные с его профессией. Еще больше напряжения добавляли подозрительность и беспокойное поведение Лауры, которая восстанавливала здоровье в моденских Апеннинах, мучаясь при этом ревностью.

Озаботило Энцо и тяжелое финансовое положение «Эмильянского кузовного ателье». Качество его продукции было высоким, он придерживался аккуратности в ведении бизнеса, но на его предприятие давила общая экономическая ситуация в Италии. Будучи реалистом, он поручил своему другу-адвокату Камилло Донати оценить возможность ликвидации компании, если это потребуется.

Энцо все еще пребывал в унынии от смерти Надзаро, нервничал из-за капризов и ревности Лауры, беспокоился по поводу все более вероятного банкротства ателье, но все же решил заявиться на гонку «Аоста – Большой Сан-Бернар», запланированную на последнее воскресенье июля.

В те знойные летние дни в «Альфа-Ромео», где все усилия были сосредоточены на разработке новых моделей и мало что делалось для восстановления конкурентоспособности существующих, витала странная атмосфера. И Аскари, и Сивоччи собирались участвовать в горной гонке в Валле-д’Аоста, но в конечном итоге решили отозвать свои заявки, не получив логистической поддержки от завода.

Что касается Энцо, то за несколько дней до гонки итальянская пресса была в недоумении от происходящего: пилот из Модены подал заявку, но по какой-то причине не указал марку машины, на которой он будет ездить. Это было, конечно же, очень странно, подчеркивала пресса, потому что в последние два года Энцо Феррари ездил исключительно на «Альфа-Ромео».

Слухи, появившиеся в газетах, не были безосновательными. В Модене Феррари действительно работал над настройкой машины небольшой австрийской компании «Штайр».

Энцо хотел было участвовать в гонке «Суза – Монченизио» уже в воскресенье, 16 июля, но поломка дросселя заставила его отложить дебют на австрийской машине. Поскольку проблема была серьезная, он поначалу опасался, что придется отправить машину в Австрию на ремонт на завод, но затем, в середине июля, ему прислали запчасти из Вены, и он успел подготовить «Штайр» к гонке вовремя. И утром, ко всеобщему удивлению, Феррари явился на старт «Аоста – Большой Сан-Бернар» за рулем небольшой австрийской машины.

Участвовать в горной гонке на австрийском автомобиле предложил Пезенти, друг Энцо. Он был представителем «Штайр» в Италии, и автомобиль – двухместный, с 6-цилиндровым двигателем объемом 3325 кубических сантиметров и мощностью 90 лошадиных сил – доказал в течение сезона, что он быстр и надежен.

Летом 1922-го, несмотря на свои всего двадцать четыре года, Энцо Феррари был одним из самых известных действующих пилотов. Для маленькой иностранной компании, желающей заявить о себе на итальянском рынке, Энцо, конечно, был очень привлекательной фигурой. Со своей стороны, Энцо, показывая, что другие производители проявляют к нему интерес, отправлял ясное сообщение руководству завода в Портелло: несмотря на глубокую привязанность к марке и благодарность ее руководителям, никто не должен считать его преданность само собой разумеющейся. Феррари повышал ставки.

Однако гонка закончилась еще одним разочарованием. У машины с самых первых километров начались проблемы с электрикой. Она не работала должным образом и не позволила ему бороться за победу. «Гонка прошла не слишком хорошо – из-за проблем с одной из свечей я потерял драгоценное время», – прокомментировал он на следующий день.

Он финишировал восьмым в общем зачете и вторым в классе. «Надо набраться терпения. Главное, чтобы здоровья хватало», – заключил он философски. С учетом нервного истощения Лауры, неудач в гонках и неприятностях в бизнесе здоровье было той опорой, которая в эти дни его не подводила.

Измена по отношению к «Альфа-Ромео» не помогла ему улучшить невеселые результаты сезона. Но посыл Джорджо Римини и Николе Ромео он все же отправил.

Вернувшись в Модену, Феррари первым делом встретился с адвокатом Донати, чтобы решить судьбу ателье. Донати свое дело знал, и Феррари относительно завершения дела был настроен оптимистично. Но теперь оно заключалось в том, чтобы наилучшим образом распродать «Эмильянское кузовное ателье» – одну из многих компаний, которые не смогли пережить экономический кризис послевоенной Италии. В рамках этой операции Донати смог привлечь Ренцо Орланди, владельца еще одного моденского кузовного ателье, который приобрел часть оборудования и материалов фирмы Феррари.

Через несколько дней после Феррагосто[13], пока адвокат Донати в Модене обсуждал будущее его бизнеса, Энцо отправился в Геную, однако не смог участвовать в местной гонке, запланированной на следующее воскресенье, потому что в последний момент Автомобильный клуб телеграфировал ему, что он будет дисквалифицирован – будучи профессиональным спортсменом, Энцо не мог участвовать в соревнованиях любителей.

Как и в прошлом году, «Альфа-Ромео» не участвовала в Гран-при Италии, который впервые прошел на новейшей трассе в Монце, и все по той же причине: у нее не было подходящего автомобиля. Энцо поехал в Монцу как зритель.

Через месяц он снова приехал в Монцу, на этот раз в роли официального пилота «Альфа-Ромео». В воскресенье, 22 октября, был запланирован «Осенний Кубок», последнее событие мини-сезона в жизни новой и современной трассы; главным же по уровню внимания событием был, конечно, прошедший в сентябре Гран-при Италии. Как и три его партнера по «Альфа-Ромео», на неделе перед гонкой Феррари тестировал свою «ES Sport» на десяти километрах асфальта в Брианце. Но в четверг, 19 октября, ответственный за организацию – тот самый Артуро Мерканти, с которым Энцо серьезно поскандалил в прошлом году в Брешии – созвал внеочередное собрание всех тридцати шести зарегистрированных участников.

Но зачем? Мерканти грозным тоном объявил собравшимся в боксах пилотам, что четырнадцать из них будут оштрафованы за несвоевременное уведомление о том, кто будет их механиком в гонке, или за отсутствие действующей гоночной лицензии. Штрафы варьировались от 50 до 150 лир.

Нет никаких документов, подтверждающих, что Энцо Феррари был среди четырнадцати оштрафованных. И кажется маловероятным, что официальный гонщик такой компании, как «Альфа-Ромео», не указал своевременно имя своего механика или не имел действующей гоночной лицензии. Как бы то ни было, в воскресенье Энцо на старт «Осеннего Кубка» не вышел.

Год почти подошел к концу. С точки зрения спортивных достижений сезон-1922 явно не был таким успешным, как предыдущий. Но Энцо вновь доказал, что он идеальный партнер для уже признанных чемпионов, бок о бок с которыми он преодолевал повседневные трудности.

Единственным большим минусом года стала ликвидация «Эмильянского кузовного ателье» – эта процедура была необходимой, поскольку помогала избежать более серьезных проблем. Болезненный, но освободивший Энцо от огромной ноши шаг. Чтобы исправить финансовое положение, пришлось просить помощи у матери, и она продала домашнюю мебель.

Позор банкротства и выпрашивание денег у матери стали важным уроком для Энцо. Если верно то, что негативный опыт часто учит лучше, чем позитивный, то основой будущих успехов Энцо Феррари можно считать именно неудачу этого первого предпринимательского эксперимента, который никогда не выветрится из памяти Энцо, хотя он и будет стараться не вспоминать о нем.

Загрузка...